"Россия изобрела «маятниковую» систему управления, в которой чередующиеся стабильные и нестабильные периоды взаимоисключают друг друга, но в сумме достигают необходимого результата. Неужели это русское ноу-хау не используется ни в одной стране мира? Возможно ли, что характерное отличие, принципиальная особенность русского образа жизни, государственного устройства, национального менталитета не имеет схожих черт с образом жизни, государственным устройством и менталитетом других народов? Или же можно найти какие-то аналоги русской модели управления и выяснить, что ее ключевые особенности являются частным случаем какой-то более общей закономерности?
Задавшись этим вопросом и изучив некоторый объем исторического материала, нельзя не
прийти к выводу о том, что в системах управления всех народов присутствует определенная двой-
ственность. Имеется в виду регулярное чередование периодов централизации и децентрализации
систем управления. На разных этапах развития человечества эти фазы принимали различные
формы, но чередование централизации и децентрализации прослеживается практически везде.
Легче всего проиллюстрировать эту закономерность на примерах из ранних эпох развития
человечества. В древнем мире набор отраслей и сфер человеческой деятельности был невелик и
управленческие процессы проявлялись в чистом виде. С каждым новым тысячелетием количество
отраслей и сфер деятельности увеличивалось, причем они с неодинаковой скоростью реагировали
на прогресс; общество усложнялось. Закономерностям приходилось пробиваться сквозь сложный
набор противодействующих тенденций, поэтому они не так заметны, как в ранние эпохи. Чем
дальше в глубь истории мы погружаемся, тем четче, определеннее тенденции.
Возьмем самый «лабораторный» пример системы управления — Древний Египет,
изолированный от внешних воздействий с севера морем, с юга джунглями, с запада и востока
пустынями. Кроме того, другие народы были еще так неразвиты, что не могли в большинстве
случаев оказать серьезного воздействия на египтян. Все процессы, которые шли в Древнем
Египте, происходили под влиянием внутренних факторов.
«Уникальность Египта: очень узкая полоса вдоль огромной реки — путь через весь Египет,
никаких естественных границ между номами не существовало, но резкие естественные границы
отделяли Египет от окружающего мира. При первых же проявлениях классового общества и
неизбежно возникавших при этом войнах между первыми политическими образованиями здесь
неизбежно должно было рано или поздно возникнуть единое для всей долины государство —
гораздо раньше, чем в другом месте. Чрезвычайно рано возникший мощный бюрократический
аппарат и постоянная армия придают древнему обществу совершенно особый облик.
История Древнего Египта делится на пять периодов централизованного управления, периодов
империй, или царств, как говорят археологи, и четыре находящихся между ними периода раз- дробленности, периода смут: Раннее царство — смута, раздробленность — Древнее царство — смута, раздробленность — Среднее царство — смута, раздробленность — Новое царство — смута, раздробленность — Позднее царство. Иначе говоря, история Древнего Египта представляет собой что-то вроде слоеного пирога. Длительные периоды стабильного развития и централизованного управления, а между ними — прослойки периодов смут.
В чем главное различие между этими двумя фазами управления, периодами царств и периодами смут? Период империи характерен тем, что шло закрепление и распространение, как правило принудительное, лучшего опыта, найденного в предыдущую смутную эпоху. В период смуты страна раскалывалась на мелкие враждующие государства — номы. «В борьбе между государствами региона выяснялись относительные преимущества тех или иных деталей социального устройства. Обрекала, например, себя на поражение держава с плохо организованной экономикой, нерасчетливо обременявшая крестьян чрезмерными налогами, тратившая слишком много средств на строительство храмов в пору военных невзгод».
Государство, имевшее лучшую систему управления, более современный образ жизни, достигшее большего материального богатства, содержавшее более боеспособную армию, имевшее какие-то иные конкурентные преимущества, в итоге побеждало остальных и создавало империю. Историческая функция периода раздробленности и смуты — отмена единых для всей бывшей империи правил и образцов, создание простора для нововведений, отбор наиболее жизнеспособных инноваций в ходе конкурентной борьбы между мелкими государственными образованиями. Говоря современным языком, эта фаза — фаза конкуренции.
Когда же наконец в ходе конкуренции (преимущественно военной) этих раздробленных государств выработана и закреплена «естественным отбором» некая критическая масса инноваций, наиболее передовое из враждующих государств получает за счет этих инноваций конкурентное преимущество и побеждает остальных, создавая новую империю со строго централизованной системой управления. Историческая миссия данной империи — внедрить на захваченной территории те самые нововведения, которые обеспечили конкурентные преимущества ее создателям.
Например, после того как Римская республика сменилась империей, инновации почти прекратились. «Римская цивилизация со второй половины второго века представляла собой шедевр консерватизма. После эллинистической эпохи не появилось никаких технических новшеств. Город занимался эксплуатацией и потреблением, сам ничего не производя. Хозяйство поддерживалось за счет грабежа и победоносных войн, которые обеспечивали приток рабской силы и драгоценных металлов, черпаемых из накопленных на Востоке сокровищ. Он великолепно преуспел в науке самосохранения: война — всегда оборонительная, несмотря на видимость заво- евания; право строилось на прецедентах, предотвращая нововведения; дух государственности обеспечивал стабильность институтов; архитектура — по преимуществу искусство жилища».
Главное управленческое отличие фазы империи от фазы раздробленности — то, что в империи, в условиях централизованного управления, все делается по единому шаблону. Инновации, творчество, самостоятельность низовых административных, производственных, военных, социальных единиц пресекаются. Смысл централизованного управления — заставить всех делать одинаково правильно, а правильным считается то, что делали создатели империи.
Фаза империи длилась долго, так как в древности устойчивость традиционных порядков и инерционность мышления были гораздо сильнее, чем в наши дни; за одно-два поколения по- коренные народы не успевали воспринять новые стереотипы поведения и достижения чужой материальной культуры. Если же захватчики попросту истребляли чужое население (что не было редкостью), то на заселение опустевших земель «своими» тоже уходило много времени.
Когда империя выполнила свою задачу, переведя покоренные территории на новый образ жизни, изменив систему управления, может быть, распространив другие сельскохозяйственные культуры и способы обработки земли, затронув прочие характеристики общества, она себя изжила. Централизованное управление начинает мешать развитию, и происходит неизбежный процесс ослабления империи. Где-то на окраинах (или в периферийных, с социальной точки зрения, группах населения) начинается брожение, внешние вторжения и природные катастрофы послужат тому катализатором, и в конце концов империя рухнет, развалившись на мелкие государства или даже на независимые общины и племена.
Снова наступит фаза раздробленности, призванная развязать руки конкурентной борьбе,
выработать и отобрать для дальнейшего распространения лучшие системы управления, лучшие
стереотипы поведения, лучшие инструменты и технологии, лучший образ жизни. Мелкие
государства опять действуют кто во что горазд, развивают свои собственные управленческие
структуры, военный строй, налоговый механизм, правовые и религиозные системы,
воспринимают чужой опыт, кому какой заблагорассудится. В общем, полный простор творчеству
и нововведениям.
В ходе войны «всех против всех» выяснится, какое из государств выработало наиболее
полезные инновации и получило конкурентные преимущества. Оно побеждает и создает
очередную империю, централизованная система управления которой добровольно-принудительно
внедряет эти инновации на захваченных землях. Историческая функция та же, что у предыдущей
империи, но на новом уровне — распространить более прогрессивные системы управления,
материальную культуру и образ жизни. Когда это будет сделано, неизбежно наступит следующий
период смуты и раздробленности, время поиска нововведений и конкурентной борьбы, и так до
бесконечности.
Фазы империй и смут были ступеньками, по которым шел прогресс. Периоды
раздробленности соответствовали фазе развития «вглубь», фазе качественного
совершенствования, а периоды централизованных империй — фазе количественного роста,
распространения "вширь".
Непригодность империй для инновационной деятельности ярко проявилась в эпоху великих
географических открытий. В XIV — начале XV веков китайский флот достиг больших успехов.
Императорское правительство уделяло мореплаванию большое внимание и тратило на флот
огромные деньги. Строились гигантские суда (Европа не знала подобных даже спустя длительное время), имевшие четыре-шесть мачт, до четырех палуб, поделенных на отсеки корпуса, до тысячи человек команды298. За короткий срок китайские мореплаватели освоили дальние маршруты. Флот под руководством известного мореплавателя Чжан Хэ доплывал до Восточного побережья Африки.
Еще небольшой срок, и китайцы первыми приплыли бы в Европу. Еще немного, и они открыли бы Америку, и вся последующая история человечества сложилась бы иначе. Можно фантазировать о том, к каким последствиям привела бы китайская колонизация Западного полушария, как смотрелась бы узкоглазая статуя Свободы в Сан-Франциско, какие урожаи риса получали бы в Канзасе. Но этого не случилось. В 1421 году столицу Поднебесной перенесли из портового Нанкина в далекий северный Пекин. Императорский двор перестал видеть флот и поэтому прекратил выделять на него деньги. Морская экспансия Китая остановилась.
Раздробленная на сотни государств средневековая Европа могла направить на развитие мореплавания неизмеримо меньше ресурсов, чем Китайская империя. Но именно раздробленность и стала, в конечном счете, залогом успеха. Из нескольких сот государств хотя бы у одного должно было получиться. Получилось у Португалии. Португальский принц Генрих, прозванный Морепла- вателем, стал фанатиком морского дела.
Все ресурсы своего небольшого государства Генрих направлял на развитие флота. Уже после его смерти португальский флот достиг значительных успехов; корабли стали доплывать вдоль побережья до таких районов Африки, что экспедиция уже окупала себя (пряности и прочая экзотика стоили в Европе дорого). Через некоторое время мореплавание уже само себя кормило, не требуя казенных денег. А вскоре Португалия превратилась в великую державу и самую богатую страну Европы.
Две страны — огромный Китай и маленькая Португалия. Китайская империя не стала морской державой, хотя в то время «это была самая технологически развитая страна в мире. За многие сто- летия до стран Запада в Китае были изобретены передвижные печатные литеры, домна и прядильная машина, приводимая в движение водой. К 1400 году Китай обладал многими из тех изобретений, которые дали толчок промышленной революции в Британии в XVIII веке». Но централизованное управление не давало Китаю возможности выбора вариантов развития. Если монарх увлекается мореплаванием, то подданные занимаются тем же самым и игнорируют сотни других отраслей и сфер деятельности. Как только император умирает или охладевает к мореплаванию, эта отрасль оттесняется на периферию государственных и общественных интересов и вскоре перестает существовать.
Именно так после смерти Петра I был заброшен молодой русский флот. К 1730 году, через пять лет после смерти Петра, боеспособность русского флота резко снизилась, правительство пе- рестало его финансировать и обращать внимание на морские дела. А в 1732 году были приняты новые, уменьшенные штаты флота. В 1726 году был заложен всего один корабль, а с 1727-го по
1730-й новых кораблей не закладывалось вовсе300.
Реально боеспособной была лишь треть штатного состава. Из 36 имевшихся линейных
кораблей Россия могла вывести в море только 13: 8 — полностью боеспособных, 5 — в ближнее
плавание, но непригодных для боевых действий на Балтике в период осенних штормов.
Кронштадтская гавань к началу 30-х годов XVIII века была полна гниющими судами — теми, что
некогда составляли гордость петровского флота.
У небольших (по китайским понятиям) европейских государств ресурсы неизмеримо скуднее,
чем у Китайской империи. Но за счет того, что каждая из стран идет своим путем, одно из сотен
государств, «свихнувшись» на мореплавании, неизбежно должно было найти «золотую жилу». У
Европы получилось, а у Китая нет, так как децентрализованная Европа вкладывала ресурсы в
самые различные направления, защищаясь этим от превратностей исторического процесса. Она
имела множество вариантов развития, а централизованная Китайская империя — нет. «Ни один
народ мира не может изобрести все сам. Возможность обмена культурными достижениями между
максимально большим количеством автономных центров — непременное условие прогресса».
Иногда географические и исторические условия складывались таким образом, что на
некоторых территориях состояние децентрализации, управленческой раздробленности, было
неизменным — в Древней Греции, например, где горы и извилистая береговая линия разделяют
страну на маленькие долины и острова. Такими территориями трудно управлять централизованно,
они сохраняют независимость мелких государств, городов и даже общин, не создавая империй.
Если эти земли находятся не на периферии мировой цивилизации, а на пересечении торговых и
миграционных путей, то они, в силу децентрализации, становятся рассадниками инноваций и
непрерывно генерируют экономические, социальные, политические, технические и культурные
нововведения.
Древний Египет представляет собой наиболее показательный пример чередования
централизации и децентрализации, но те же самые закономерности обнаруживаются повсеместно.
Например, история Китая складывается из периодов существования великих империй (Чжоу,
Цинь, Первая Хань, Вторая Хань, Тан, Сун, Мин, Цин) и сменяющих их периодов «чжаньго»
(периодов «сражающихся царств»), образовавшихся на месте распавшихся империй. Уже в XX
веке Цинская империя, не без помощи Запада, развалилась; от государства откололись
территории, контролируемые так называемыми «милитаристами», генералами цинской армии. В
ходе революционных войн дезинтегрированные провинции были объединены в новую империю.
В средневековой Европе — та же закономерность. Осколки развалившейся Римской империи,
будучи захвачены германскими племенами, превратились в примитивные варварские королевства,
беспрестанно воевавшие между собой. В одном из них — королевстве франков — был изобретен
феодальный способ государственного устройства и комплектования войска. Это важнейшее
нововведение резко усилило военный потенциал франков и позволило Карлу Великому создать
новую империю, охватившую большую часть Западной и Центральной Европы. Распространив на новых территориях франкскую систему управления, империя выполнила свою историческую задачу и распалась. Ее сменила фаза самостоятельного инновационного поиска, фаза феодальной раздробленности, ставшая одним из самых плодотворных этапов истории человечества..."
Journal information