Не стоит переносить западные реалии на российскую почву. На самом деле наше государство — единая система. Нет какого-то отдельного от него народа, нет отдельной от него экономики, в том числе и теневой. Потому что неформальные, теневые отношения, так называемая коррупция, пронизывают всю экономику.
Схемы ухода от налогов нередко используют и легальные предприятия, не всю сумму сделок указывают и в легальных контрактах (при продаже квартир, например), какая-то часть зарплаты выдаётся в конвертах. Наша экономика регулируется с помощью откатов. Откат у нас — двигатель прогресса.
В России «гаражи» производят «изделия» для госкорпораций, оставивших себе функции центров прибыли. Уровень этих «гаражных» производств нередко очень высок, потому что иногда неформальные предприятия организуются в помещениях тех же государственных компаний, которые они обслуживают.
Была в городе Кимры Тверской области обувная фабрика — и обанкротилась. Но не перестала существовать: оборудование и заказы раздали по домам. Мастерам привозят хорошую кожу, они проходят обучение в Италии. Неформальное производство прекрасно функционирует, кормит его организаторов, работников и, конечно же, местных чиновников. Обувь упаковывают в итальянские коробки и продают в Москве как итальянскую. И таких мануфактур в стране огромное количество. Все они тесно связаны с властью и включены в систему экономических отношений.
Экономический кризис в России есть, но не везде. Тем, кто жил за счёт связей с заграницей, из-за санкций стало трудно. А в остальной России мало что изменилось. Уменьшилось число отходников — людей, уезжающих на промысел в большие города, потому что частного строительства стало меньше, снизились объёмы дальних грузоперевозок. Но вот грузовиков, развозящих продукты по дворам, стало больше. Выросло число заведений общественного питания — да, новые ресторанчики и кафе работают в более низкой ценовой категории, но доход получают.
Но это не бизнес, это промысел. У нас не рыночная, а промысловая экономика. Конкурируют промыслы не за прибыль, а за уважение, статус в рамках системы (который, естественно, конвертируется в деньги). Ресурсы распределяются по принципу социальной справедливости, как его понимает государство. Это не хорошо и не плохо — это система такая, она существует уже 300 лет. Реформировать её невозможно, так как непонятно, за что дёргать. Вот стали оптимизировать число врачей — в результате они массово начали заниматься частной практикой... Меняются только нормы отката и жёсткость репрессий. Скажем, при Сталине нормы отката были ниже, а репрессии — жёстче, так как шло освоение внешних ресурсов. Потом мы расслабились — нормы отката выросли, репрессии стали менее жёсткими и более редкими, их стараются не демонстрировать.
И пока государство считает своей целью нейтрализацию угроз, система будет только такой. Угрозы у нас заменяют рыночные риски. Считают власти, что есть внешняя угроза России, — больше денег получают ВПК и армия. Докажет другое ведомство, что угроза, за которую оно отвечает, «более грозная», — ресурсы пойдут туда.
Сейчас государство находится в поиске нового ресурса, который заменил бы нефтяные сверхприбыли. Обращают внимание и на средства населения, но пока не придумали, как залезть людям в карман. Штука в том, что в России все так или иначе включены в государственную систему. Народа как чего-то отдельного у нас нет, его интеллигенты придумали, чтобы выставить себя «защитниками обиженного народа» от «плохого государства». У нас же государство формирует общество, и всё зависит только от него. Но не знаю, нужно ли ломать эту систему. Живём ведь.
Симон Кордонский
Journal information