А. Панарин о бабстве в геополитике, или Почему боятся Россию?: kot_begemott

"...Западное историческое время характеризуется линейно-поступательной (формационной)
доминантой, традиционно восточное — циклической. Время же современной "гибридной" истории в принципе является "неправильным", неканоническим: в нем то и дело возникают неожиданные завихрения и разрывы.
Особенность России состоит в том, что она первая из народов, населяющих планету, столкнулась с этим типом времени.

Плоско мыслящие прогрессисты, отмечающие ее отличие от Запада, усматривают корни этого своеобразия в российской традиционности, восточном наследии, "азиатчине". Пора понять, что ее специфика состоит в том, что она представляет гибридное общество, вынужденное справляться с неуправляемым временем, отличным от естественноисторических западных и восточных образцов. Называть традиционализмом напряженнейшую драму бытия, связанную с пребыванием на рубеже культур, цивилизаций, на стыке земных полусфер, — значит ничего не понимать в характере России — загадочной, неканонической страны мира.

Многозначительно то, что данный тип исторического бытия, впервые настигший Россию, становится всеобщим. Что он захватил незападное большинство человечества, является неоспоримым фактом. Сложнее проблема: будет ли им захвачен и Запад.

Специфическое положение Запада состоит в том, что он до сих пор пользуется возможностями неэквивалентного обмена с Востоком. Сначала неэквивалентность выступала в экономическом измерении — как феномен неоколониальной эксплуатации. Затем было обращено внимание на ее новое, информационное измерение: объем информации, идущий от Запада к остальному миру, во много раз превышает встречный информационный поток. Если, в соответствии с данными кибернетики, связывать информацию с управлением, можно сделать вывод, что Запад управляет миром, используя информационное преимущество.

Информационное облучение Запада сначала носило выборочный характер, видоизменяя отдельные анклавы и структуры — главным образом институциональные — армию, предприятия. Затем оно приобрело сплошной, глобальный характер, коснулось массовой психологии, вкусов, установок, ценностей, т.е. перешло во внеинституциональное пространство, где его невозможно дозировать, контролировать. Можно говорить о неэквивалентном обмене в терминах теории катастроф: Запад сохраняет, воспроизводит свою внутреннюю стабильность, вынося дестабилизирующие факторы вовне, "экспортируя" катастрофы. Предсказуемость его истории оплачивается ценой растущей непредсказуемости процессов, развертывающихся в окружающем мире (прием "сбрасывания энтропии").

С некоторых пор западная цивилизация, утратившая веру во всесилие интеграционных, ассимилирующих механизмов, вооружается фильтрами, призванными защитить ее от вторжения инородных элементов — всего того, что способно породить феномен "гибридного общества". В странах Запада резко ужесточается политика в отношении мигрантов, усиливаются протекционистские барьеры. Похоже, что концепция "золотого миллиарда" относится не только к материальному благополучию избранников Прогресса, но и историческому благополучию в собственном смысле — привилегии иметь предсказуемую, линейно развивающуюся историю — без зигзагов и потрясений.

Представляется, что противостояние западников и почвенников, демократов и национал-патриотов должно быть оценено в каком-то новом, глобальном контексте. И контекст этот выявлен. Мы имеем в виду статью Фукуямы "Конец истории". Значимость ее вряд ли стоит переоценивать по критериям научности. Важнее, что устами Фукуямы западная культура проговорилась — выдала тайное вожделение. Что такое конец истории для нынешних победителей, процветающих господ мира сего? Он обещает закрепление небывало выгодного и благоприятного положения на вечные времена.В мифе конца истории проявляется не только традиционный европоцентризм — представление о западной цивилизации как о наконец-таки найденном непревзойденном образце для человечества, которому предстоит в обозримом будущем уподобиться Западу и тем самым покончить с опасной и архаичной экзотикой культурно-исторического разнообразия. В мифе проявилась потребность в цивилизованной стабильности людей, настрадавшихся от неслыханных катастроф XX в. В этом смысле миф конца истории может быть оценен как общецивилизационный миф.

Миф объединяет тех, на Востоке и Западе, кто всерьез опасается пробуждения вулкана истории — извержения скрытых энергий социума, способных решительно расстроить едва налаживающийся мировой порядок. В мифе ощущается проявление не столько действительно оптимистической веры, сколько нешуточного страха. Страха перед Историей (с большой буквы), который оказывается и страхом перед Россией. По меркам цивилизационной теории, Россия — незаживающее темя планеты — одновременно и точка ее загадочного роста и крайне уязвимое место. Здесь, в промежутке между Востоком и Западом, вулкан истории никак не может потухнуть, грозя сюрпризами всему тому, что обрело четкие контуры и нормы, отлаженность и предсказуемость.

Кажется, нашими западниками, торопящимися с вхождением России в "европейский дом", движет этот страх. Они называют себя "демократами", оставаясь неисправимо авторитарными миссионерами. Социокультурная установка демократа, заставляющая его подчиняться воле избирателя, заключается в доверии, оказываемом обыденному сознанию сограждан. Демократ не может претендовать на то, что он знает "высшие интересы" народа лучше самого народа; те, кто в этом уверены, предпочитают не подвергать себя процедуре выборов. Демократия и рынок отличаются от носителей планового хозяйства в сфере производства, как и в сфере
духа, одной принципиальной установкой: "избиратель, как и потребитель, всегда прав".

Наши демократы, откровенно опасающиеся выборов (не случайно столь настойчиво внедряется в общественное сознание мысль об их "несвоевременности"), предпочли бы роль "авангарда", легитимность которого обеспечена не волей избирателей, а знанием "финала истории". Нежелание подвергать себя риску выборов выдает не только эмпирический страх людей, которым сегодня есть что терять по части имущественных и властных привилегий. Проявляется и особый метафизический страх перед непредсказуемостью
российской истории, демонов которой хотелось бы поскорее заклясть, усыпить.

Метафизический страх перед Россией как обиталищем опасных стихий истории разделяет с нашими демократами и западная политическая элита — поэтому она столь снисходительна к потенциальным нарушителям конституционного принципа выборности власти.

Решающим, таким образом, оказывается не противостояние тоталитаризма и демократии, а противостояние Истории и Цивилизации. Открытая, длящаяся История угрожает не только сегодняшним победителям в холодной войне, но и всем любителям цивилизованного порядка, стабильности, предсказуемости. Они и образуют единый фронт "западничества" в современной российской и мировой культуре. В глазах представителей этого фронта Россия по-прежнему загадочная страна; чтобы поскорее избавиться от небезопасной загадочности, ее надо решительно присоединить к западному ареалу, окончившему историческое строительство.

Западническая вера в конец истории не является экзистенциально подлинной. Авторитарность сознания, готового тащить страну на Запад даже вопреки сопротивлению ее большинства, связана не столько с
мессианской самоуверенностью, сколько со страхом.

Современный российский западник — не хладокровно рассуждающий позитивист, больше верующий в экономику и технику, чем в "исторические скачки", а, скорее, декадентствуюший историцист, который уже не верит в гарантии истории, но продолжает опасаться ее сюрпризов. Его опасения можно сформулировать так: в век
ядерного оружия, обострившихся глобальных проблем раскованное историческое творчество — непозволительная роскошь. Вместо того, чтобы расхищать ставшие сверхдефицитными время и ресурсы на поиски самобытного пути, лучше присоединиться к уже готовой апробированной западной модели. Она не является (совершенной, как и все, создаваемое человеком на Земле. Но, отвергая в целом приемлемое известное ради еще неведомого лучшего, можно потерять все.

Если наши подозрения в отношении наших западников как декадентов историцизма справедливы, можно заключить, что миф конца истории не является подлинным мифом — это скорее наспех созданная инженерная конструкция, предназначенная для того, чтобы создать преграду на пути вешних вод пробудившейся
истории. Между тем, "конец истории" вряд ли может оцениваться как общепризнанное кредо самой западной культуры. Наряду с линейной перспективой неуклонного движения в одном направлении, открытом на заре Нового времени, ощущается присутствие другой перспективы, связанной с новым мифом постиндустриализма...
(http://www.auditorium.ru/books/668/p2.pdf)

promo

kot_begemott august 8, 04:34 123

Buy for 50 tokens

ЖУРНАЛ СУЩЕСТВУЕТ ПРИ ПОДДЕРЖКЕ ЧИТАТЕЛЕЙ

Если можете, поддержите хотя бы немного. Номер карты Сбера: 4276 3800 5961 1900. Кошелёк Яндекса: 410011324008123 Счёт Paypal kot_begemot_@list.ru На счёт Яндекс-деньги: Помощь в любую сумму будет принята с благодарностью.

Log in

А. Панарин о бабстве в геополитике, или Почему боятся Россию?

Чтобы поиметь

Другой взгляд на "роковые русские вопросы"

Либерализм как религия

Log in

А. Панарин о бабстве в геополитике, или Почему боятся Россию?

Чтобы поиметь

Другой взгляд на "роковые русские вопросы"

Либерализм как религия

Journal information