Радуют и умиляют часто встречающиеся в соцсетях вопросы: а какое вам, простите, дело до...
- денег и состояния российских чиновников, типа Медведева, Шувалова и Чубайса – они их сами заработали, и никто их в воровстве не обвиняет!
- личной жизни Путина и его детей – как хотят, так и живут, имеют полное право!
- часов, собак, домов, офшоров, шуб сенатора Клишаса, сенатора Иванова, депутата Петрова, банкира Пугачева, министра Голиковой - они же достойные и честны люди!
- средств, собранных в качестве «донатов» господином Навальным – он же на общее благо, а не только на себя их тратит!
- заказывал ли своих оппонентов олигархи Ходорковский, Гусинский, Березовский и прочие – по списку – не надо трогать грязными руками уже пострадавших людей!
- целовал ли руки Путина известный правозащитник Алексеева – она на все имеет право!
- откуда и зачем у патриарха Кирилла (и паки, и иже с ним членов святейшего синода и кучи митрополитов) Майбах, самолет, охрана ФСО, куча резиденций и псевдоним агента КГБ – не смейте даже прикасаться к нашим «духовным скрепам»!
Не будем даже пытаться проанализировать эти ситуации с точки зрения этики и морали – эта тема поистине безгранична и бездонна, поскольку сколько желающих их откомментировать, столько и разных типов, разновидностей и подвидов этих самых этик и моралей. И каждый считает, что только его единственно истинна, а все остальные есть лжа и обман. Попробуем положится на субстанцию более прочную – на право.
Доктрина «Public person» (публичная персона) достаточно хорошо раскрыта в решениях Европейского суда по правам человека и целом ряде решения высших английских судов, да и американских тоже. Если излагать доктрину простыми словами, то лицо, которое (а) в соответствии с собственной общественной (социальной или государственной) позицией и/или собственным желанием (держит себя и выступает, как «публичное») обладает определенным уровнем общественной известности в различных формах, и (б) информация об этом лице, включая определенные аспекты личной жизни является объектом обоснованного общественного интереса, то такое лицо (с) имеет существенно меньшие гарантии неприкосновенности личной жизни, чем лицо, не являющееся публичным.
То есть, это «персоны, которые не являются публичными официальными лицами, но в отношении деятельности, которых общественность имеет оправданный и существенный интерес» (см Cepeda v. Cowles Magazine, no. 392 F.2d 417). В решении также американского суда по делу Gertz v. Robert Welch, Inc было дословно сказано: «публичные персоны» в сравнении с «нормальными» людьми пользуются ограниченным право частной жизни в связи со своей славой (репутацией) в публичной жизни» (также см New York Times Co. v Sullivan (1964) 376 US 254.)
В свое время, Совет Европы в свой резолюции, в частности, указал, что «публичные персоны должны признавать ту роль, которую они играют в обществе – в большинстве случаев по собственному выбору - это автоматически влечет за собой увеличение давления со стороны прессы» (Council of Europe, 1998: para. 6). В прецедентном и постоянно цитируемом деле принцессы Монако Von Hannover v. Germany no. 59320/00, ECHR 2004., Европейский суд указал, что право на частную жизнь должно в отношении «публичных персон» подвергаться меньшей защите поскольку их жизнь и действия стимулируют дискуссию в общественных интересах, которая является жизненно необходимой для демократических стран.
В свою очередь, и публичные чиновники (они отличаются от «публичных персон», как таковых) обязаны с пониманием относиться к обсуждению аспектов своей частной жизни поскольку толерантное отношение к различным взглядам является основой демократической политической системы (см Lingen v. Austria (1986) 8 EHRR 407). Когда «публичная фигура» прямо или косвенно привносит свою частную жизнь в свою публичную деятельность, стандартные понятие «частности» (конфиденциальности) фактически отменяется им своими действиями. Таким образом, публичная персона фактически предоставляет свою частную жизнь для публичного анализа и критики, особенно, если ценности, которые она публично проповедует (призывает следовать) вступают в конфликт с ее собственным поведением.
Очень выпукло ограниченность права «публичных персон» на частную жизнь было выражено в основном британском прецеденте на эту тему – деле Campbell v MGN Ltd [2004] 2 AC 457, где суд решил, что общество имеет право знать о том, что известная модель Наоми Кэмбелл употребляла наркотики, поскольку, она, в своем роде, является «публичной поведенческой моделью» и ранее неоднократно заявляла об отсутствии у нее «вредных» привычек. В деле было указано, что «отношения «публичных персон» со средствами массовой информации «отличны» от отношения с ними людей, которые не привносят свою частную жизнь в общественную деятельность». Один из судей, лорд Хоуп, обратил внимание на то, что «если публичная персона делает ложные заявления о своей частной жизни, пресса имеет безусловное право это освещать». Очень убедительная и нужная доктрина в мире, в котором все врут.
Таким образом, если мы хотя бы чуть-чуть признаем демократические принципы и свободу слова, мы имеем безусловное право знать и о невесте Путина (как публичный чиновник он не может об этом молчать или лгать – первая леди – вопрос более, чем существенный для «общественной дискуссии»), и о часах Клишаса (моральный облик одного из основных сенаторов – куда, как тема для общественного обсуждения), и о деньгах Навального (он же президентом стать хочет – обязательно должны обсудить «чистоту» его рук), и о поцелуях Алексеевой (она же была поведенческой моделью для правозащитников и части общества). Видите, как все просто, если руководствоваться правом: хочешь владеть умами – будь под постоянным общественным «рентгеном».
Дмитрий Гололобов
https://www.facebook.com/dmitry.gololobov/posts/10217701280714202
Journal information